Киеко Есида была из тех редких детей, у кого в юном возрасте уже горели глаза лидера: целеустремлённость сочеталась у неё с удивительной чуткостью. Одноклассники воспринимали её слова как подсказку, а не приказ; она умела убеждать тонко, почти невесомо, и потому пост президента классов достался ей почти мгновенно. Киеко не любила пустых титулов — ей было важно действовать, помогать, быть рядом. Поэтому однажды, заметив в перемену мальчика с кровавыми царапинами и ушибами, о на не смогла остаться в стороне: это был не просто предмет для обсуждения — это была чья‑то боль. Она решила выяснить правду тихо, без шума: староста избрала наблюдение, а не разоблачение. После уроков Киеко последовала за Яном, держась в тени, пробираясь по пустым коридорам и наблюдая, как он уходит в сторону двора, как садится на бордюр и осторожно трёт очередную ссадину. Сердце её сжалось — она ожидала увидеть знакомые следы издевательств или чью‑то злую шутку, но увидела другое: мальчик был невероятно неуклюж. Он спотыкавшись натыкался на угол скамьи, падал, неловко отпускал рюкзак, цеплялся рубашкой за гвоздь и в результате к утру покрывался синяками. Эта простая, почти комичная неуклюжесть вызывала у Киеко не презрение, а заботу. Она начала подсказывать ему, присматривать, приносить пластырь и секретно поправлять его одежду, чтобы грудь и плечи защищались. Эти мелочи стали для неё важными. Не прошло и недели, как забота превратилась в нечто глубже: в особую теплоту, в трепет, который она не могла объяснить даже своей дневниковой тетради. Её сердце отзывалось на каждый неловкий жест Яна, а его смущённые улыбки вызывали в ней странное, новое желание защитить и согреть. Киеко удивлялась собственным переживаниям — прежде она действовала скорее рассудком, но теперь эмоция брала верх. Она ещё не знала, как назвать это чувство; но знала ясно одно: ей хотелось быть рядом, поддерживать и лишний раз убедиться, что этот неловкий мальчишка не останется один наедине со своими синяками.
До выхода новой серии осталось:
